История эта произошла около восьми столетий назад. Тогда, вблизи Кутаиси, на высокой горе, царь Давид Строитель построил Гелатский монастырь Богородицы. И основал там академию — центр античной философии. Много учёных и философов преподавали в ней. Там, в качестве лучшего ученика, и появился семнадцатилетний Шота Руставели.

С малых лет любил он читать и, говорят, проявлял интерес к философии: ещё в юношеском возрасте стал победителем на поэтическом турнире. В академии Руставели выучил нотную грамоту, учился зодчеству и живописи у лучших мастеров Грузии. И любил подолгу смотреть на удивительную Колхидскую долину, на её роскошные леса и зеленеющие луга. Любовался бурной Риони, по которой плыл Ясон за своим «золотым руном». А ещё пристрастился он к охоте и, бывало, целыми днями пропадал в лесу, охотился или плавал, наслаждаясь дикой природой.

Наступила весна, и, чествуя молодых учёных, окончивших академию, на Гелатской горе был устроен турнир, на который приехала молодая Тамар — справедливая и мудрая царица Грузии. Руставели знал, что о ней слагали легенды, воспевали её красоту и великодушие. Несравненная правительница была несокрушимым полководцем. Она строила несокрушимые крепости, храмы и дворцы, дороги, корабли, поразительные мосты через реки и ущелья, школы. При ней стала плодоносить матушка-земля, тучнели кучерявые стада, развивались ремёсла и торговля. Она приглашала ко двору лучших учёных, поэтов, философов, историков и богословов. И страна её — удел Божией Матери — процветала, став за короткое время одной из богатейших держав того времени.

«Царица цариц» восседала на возвышенном пьедестале, под дымчатым балдахином, а Руставели с интересом наблюдал за ней, прекрасной молодой грузинкой, статной и грациозной, с тёмными, удивительно глубокими глазами.

Лев, служа Тамар-царице, держит меч её и щит.
Мне ж, певцу, каким деяньем послужить ей надлежит?
Косы царственной — агаты, ярче лалов жар ланит.
Упивается нектаром тот, кто солнце лицезрит.

Сие восхитительное созерцание было прервано гулом колокола — начинались состязания в метании копий, борьбе, верховой езде и игре на музыкальных инструментах. Шота Руставели выходил победителем во всех соревнованиях, а когда началось чтение стихов, творения этого славного витязя, похожего на античного бога, поразили всех. Царица не скрывала своего восторга. Никогда раньше не доводилось ей слышать таких слов, умело облачённых в божественную рифму, да чтоб лились они так легко, воздушно и музыкально. Никому ещё не удавалось с такой силой донести до слушателей чеканность грузинской речи.

Пришло время вручать награды победителям. Это были дорогие одеяния из бархата и парчи, и кинжалы в инкрустированных серебром оправах. А в конце церемонии громкий голос глашатая объявил, что главный приз получит тот смельчак, кто стрелой пронзит яблоко, которое солнцеликая царица будет держать в руке. После того как прозвучали эти слова, Тамар взяла со скамьи маленькую золотую шкатулку и достала из неё яблоко, румяное и золотистое. Среди молодых витязей поднялся ропот, мол, великая царица не должна подвергать себя страшной опасности, ведь шальная стрела может поразить её. Они почтительно преклонили пред ней колени, и стали умолять её отменить это состязание или заменить его на другое. На что храбрая Тамар возразила, что её не страшит никакая опасность. И только Шота Руставели не было среди них. Он стоял в стороне: его лицо покраснело от возбуждения, щёки горели и были похожи на это красное «яблоко раздора». «Если действовать не будешь, ни к чему ума палата», - терзала его душу дерзкая мысль. Поймав на себе вопросительный взгляд государыни, он молвил:
— О, богоподобная царица, возьми в руку яблоко своё. Я пронжу его стрелой.

Он вынул из широкого колчана свою ледяную быстролетящую стрелу. Толпа ахнула. Неужели этот безумец отважится стрелять? Наперебой все стали его отговаривать. Но он, не слушая никого, смотрел в одну точку — на то сочное райское яблоко, которое царица подняла над головой. А потом, чинно подойдя к ней, он воткнул в плод жало смертоносного оружия, пронзив его насквозь и высоко подняв вверх на острие стрелы. Царица рукоплескала стоя, держась гордо и с достоинством… Её губы чуть шевельнулись, и с них сорвалась маленькая искорка, сорвалась и, точно бабочка, легко запорхала и полетела над величавой Колхидской долиной…

А потом царица объявила, что Руставели заслужил золотой венец. Не все с ней согласились, кое-кто из витязей зароптал, мол, немудрено проколоть яблоко. На что справедливая царица ответила, что предлагала пронзить плод, а расстояние, с которого следовало это сделать, не указала! С этими словами она собственноручно надела на голову Руставели золотой лавровый венец и величаво протянула ему руку для поцелуя. Молодой витязь преклонил колено и коснулся губами руки владычицы обширной страны, что раскинулась от одного моря до другого. Потом он поднял голову и посмотрел в её глаза, а её очи — они смотрели на него. Так он на всю жизнь лишился покоя. И яблоком тем оказалось его собственное сердце, пронзённое стрелой любви…

В тот же день Руставели было предложено стать казнохранителем при дворе. Конечно же, он принял это предложение, считая его самой большой удачей в своей жизни. Ах, если бы мог он знать, что это назначение обернётся ему большим горем.

Его талант развивался в окружении лучших философов и мыслителей «Золотого грузинского века» - именно так благодарные потомки назвали период правления великой царицы. Начиная свой день заседаниями на государственных советах и собраниях, он заканчивал его поздно вечером — в беседах и спорах о мудром царе Соломоне, о псалмах Давида, о философии Сократа, Платона и Эпикура. А долгими ночами, пока не догорала последняя свеча, он писал стихи о дружбе, преданности и любви. Любви к той, которая озаряла его животворящим светом. Это безмолвное чувство поселилось в нём в тот миг, когда он впервые увидел её, и ширилось теперь с каждым днём, становясь всё сильнее и бездонней…

Суть любви всегда прекрасна, непостижна и верна,
Ни с каким любодеяньем не равняется она:
Блуд — одно, любовь — другое, разделяет их стена.
Человеку не пристало путать эти имена…

Однажды на охоте в окрестностях древней Мцхеты, где сливаются воедино воды бурной Арагви и степенной Куры, царица и Шота Руставели оказались одни верхом на своих скакунах. Неожиданно она попросила почитать стихи его сочинения и в ожидании взглянула на него.
— Хорошо, моя царица! — ответил поэт и начал декламацию куплета:

Воспоем Тамар-царицу, почитаемую свято!
Дивно сложенные гимны посвящал я ей когда-то.
Мне пером была тростинка, тушью — озеро агата.
Кто внимал моим твореньям, был сражен клинком булата…

Не знал тогда Шота, что эти строки станут вступлением к его бессмертной поэме. Закончив чтение и взглянув на государыню, ему показалось, что его патетическая декламация была произнесена впустую. И оказался прав.
— Тебе известно, витязь, что не жалую я стихов в свою честь! Весь двор тем и занят, что без устали одаривает меня хвалебными речами. Почитай что-нибудь другое.
— Да будет так! — ответил он. И, побледнев, произнёс:

Тот, кто любит, кто влюблённый
Должен быть весь озарённый,
Юный, быстрый, умудрённый,
Должен зорко видеть сон,
Быть победным над врагами,
Знать, что выразить словами,
Тешить мысль, как мотыльками —
Если ж нет, не любит он…

Она всё поняла и сейчас молча глядела на него.
— Моя царица, позволь признаться тебе… — он шагнул к ней, но мрак окутал его глаза, в них стояли кипящие слёзы.
Тамар не произнесла ни слова. Воцарилось гнетущее молчание, и вдруг откуда-то донесся резкий крик совы. Её резвый конь рванулся вперед, поскакал… и остановился на вершине холма. Руставели догнал Тамар — и замер: на её глубоких очах, как яркие адаманты, повисли две хрустальные слезинки.
— Зачем ты пытаешь судьбу?.. — не закончила фразу царица.
Кровь отлила от его лица. Он понял свою ошибку: он поторопился, поспешил…
Тягостное безмолвие нарушалось стуком двух сердец. Они бились, соревнуясь между собой.

Долго ехали всадники в кромешной тишине, пока Тамар не нарушила молчания:
— Ступай в Афины, Руставели. Наберись там знаний… Воспользуйся этой возможностью. И моей милостью! — сказала она строго. А потом, смягчив тон, с грустью произнесла, — Поверь мне, моё счастье не больше твоего. Ах, если бы я не носила сей тяжёлый венец! С какой радостью посетила бы я солнечную Элладу — родину Гомера и Аристотеля, Платона и Сократа, страну языческой радости и жизнелюбия… Путешествие — то же бессмертие…
— Повинуюсь воле моей госпожи, — почтительно преклонив пред царицей голову, произнес Руставели.
— И вот что ещё… Чувство своё перенеси на пергамент. Сотвори книгу о любви. Это не повеление владычицы. Это — её просьба.
— Я её исполню, моя царица, — дал ей слово Шота.

«Мудрый борется с судьбою, неразумный унывает» — успокаивал себя он, а через неделю уже стоял на палубе корабля, что медленно и величаво подплывал к проливу Босфор. Пурпурные лучи заходящего светила освещали небосвод и величественную столицу Византии — Константинополь — колыбель изысканности и культуры, и чрево коварства и низменных чувств рода человеческого. Он плыл дальше, держа путь в удивительную и прекрасную страну Элладу, со всех сторон окружённую лазурным морем. Говорят, там царит вечная весна, в садах растут маслины, а на склонах гор — виноград, по вкусу похожий на тот, что рождает его родная грузинская земля. В страну, над которой простирается ясное голубое небо, а вершины неприступных гор, где обитают бессмертные боги, теряются в облаках. Там в низинах живут люди, которых привлекают неведомые заморские страны и чудесные истории о славных героях, их битвах и великих победах, о греческих небожителях, их безрассудных пирах, приключениях, шумных ссорах и примирениях.

Солнце медленно опускалось в воды моря, делая его волны спокойными и умиротворёнными. Но душа Руставели ныла тоской и болью, а разлука с той, что подобно всесильному божеству владела его разумом и телом, становилась всё более невыносимой…

Как-то розу вопрошали:
«Ты красива, стан хорош.
Но зачем в шипы одета?
Путь к тебе с трудом найдёшь».
Та в ответ: «Путь к сласти — горечь,
Кто нам дорог — тот пригож.
Коль краса для всех доступна,
Ей цена — всего лишь грош…»

Прибыв на благословенную землю великих эллинов, Руставели стал изучать их поэзию, архитектуру и скульптуру. Смуглые гречанки часто видели его, погружённого в вечную думу витязя, когда бродил он по развалинам Акрополя, залитым бронзовым солнцем, где каждый камень дышал бессмертной историей.

Спустя годы, он — мудрец и поэт — вернулся на родину, да не с пустыми руками — он привёз с собой свою новую поэму «Витязь в тигровой шкуре». Был он встречен с восторгом и призван ко двору. А непревзойдённый шедевр его поэзии стали читать и переписывать от руки. В ней влюблённый Шота воспел идеалы любви, дружбы, благородства, чести и добродетели. Все эти высокие качества видел он в своей великой правительнице. Но, чтобы скрыть свои чувства и не навлечь тени сомнения на возлюбленную, он перенёс действие поэмы в Индию и Аравию. Хотя, если читать её внимательно, в каждой строке угадываются образ прекрасной, величественной царицы Тамар и душа несчастного поэта, упоённого неистребимой любовью.

Но Грузия была уже не той, которую он оставил несколько лет назад. И Тамар… Тамар, мысли о которой занимали всё его время на чужбине, тоже изменилась, стала холодной и сдержанной царицей. Её руки жаждала едва ли не половина отпрысков владетелей окрестных стран. К тому же, Руставели знал, что пройдет всего несколько лун, и она… она станет женой осетинского князя Давида Сослана… по своей воле…

Ты, увидев эту свадьбу,
сам бы сердцу приказал:
«Погуляй с гостями, сердце!
Не спеши покинуть зал!»

Нет, сердце Руставели не в силах этого вынести…

В плен захваченным любовью
трудно муку превозмочь!

А тут ещё коварное дворянство и высшие чины духовенства выискали в поэме осквернение устоев жизни и противоречия с христианством, и стали жаловаться на поэта царице. Тамар не желала видеть в Руставели политического противника, но была вынуждена подчиниться натиску властных князей. Она отвернулась от своего стихотворца, согласившись на его изгнание из страны.

Зло не стоит удивленья,
Горю нечего дивиться.
Удивляться нужно счастью,
Ибо счастье — небылица.

Слава о поэме Руставели разнеслась далеко за пределы дворцов, найдя путь к сердцам простых людей по всей стране и далеко за её пределами. Казалось, они навсегда полюбили его «Витязя в тигровой шкуре».

Шота уже более не мечтал о Тамар. Он босым ушел в Иерусалим и поселился в грузинском монастыре Святого Креста, приняв монашеский постриг. И однажды в маленькой и тёмной келье было найдено обезглавленное тело несчастного грузинского поэта…

А Тамар, родив двоих детей, умерла от тяжёлой болезни. Её, царицу цариц, похоронили в фамильном склепе в Гелати. Но народная молва твердила, что она не умерла, а спит в золотой колыбели; когда дойдет до неё голос людской скорби, она проснется и вновь воцарится.

Когда через несколько веков склеп вскрыли, то останков там не обнаружили. Склеп был пуст. Согласно преданию, когда мудрая царица доживала последние дни в подлунном мире, она приказала утаить от людей место её погребения, не желая, чтобы её гробница была найдена и осквернена врагами, которые за долгие годы борьбы так и не смогли завоевать её страну. В девяти направлениях отправились девять похоронных дрог и в девяти провинциях её царства похоронили девять самшитовых гробов. Утверждают, что после этого девять братьев пронзили друг друга мечами, дабы не выдать тайну.

Где ныне покоится её прах — известно одному Господу. Говорят, в Ватикане были обнаружены летописи, согласно которым великая правительница похоронена в Палестине, в древнейшем грузинском монастыре Святого Креста. Мол, она завещала отвезти её туда после смерти. Кто знает, быть может, в вечности она мечтала остаться рядом с воспевшим её поэтом…